Забудьте сюда дорогу! — невестка выпроводила свекровь после её наглых требований

Home » Забудьте сюда дорогу! — невестка выпроводила свекровь после её наглых требований

На кухне звенел будильник — громкий, назойливый, как будто нарочно вставший не с той ноги. Михаил выключил его со второго раза, крякнув и недовольно пробормотав что-то о том, как «всё на нервах».

Оксана уже вовсю кипятила чайник, варила кашу и раскладывала по мискам вчерашнюю еду для кота. Кухня была маленькой, светлой, с облупившимися обоями, на которых красовались следы рук — детских, грязных, но таких родных.

— Коля, ты идёшь или мне тапок взять?! — крикнула она в сторону детской.

Из комнаты послышалось невнятное бурчание. Через минуту появился Коля, взъерошенный, с рюкзаком наперевес. Он выглядел, как всегда, недовольным.

— Маааам, ну почему Аня опять с утра включила мультики? — он ткнул пальцем в сторону сестры, которая уютно устроилась на ковре с планшетом.

— Потому что она быстрее собираться умеет, — беззлобно огрызнулась Оксана, бросая взгляд на мужа. — Миш, будешь завтракать или опять так на работу побежишь?

Михаил, лениво потягиваясь, сел за стол.
— Ага, чай мне налей…

Оксана поставила перед ним чашку. На столе среди мисок с кашей и тарелок с бутербродами лежали счета. Она взглядом задержалась на них.

— Миш, я тут подумала, может, с ремонтом чуть притормозим? Всё-таки сейчас цены… — она остановилась, когда Михаил поднял на неё глаза.

— Оксан, давай хоть утро без этого, а?

— Ладно, — вздохнула она. — Просто подумай.

Часов в десять, когда дети уже разошлись по школам, а Михаил — на работу, раздался телефонный звонок. Оксана взглянула на экран и едва не выронила трубку: «Мама Миша» — крупными буквами.

Она взяла трубку, сделала глубокий вдох.

— Да, Галина Петровна, здравствуйте.

— Оксаночка, милая, здравствуй. Как ты там? Дети как? — голос свекрови звучал сладковато, будто специально.

— Ничего, спасибо. Все в порядке. У вас как?

— Ох, знаешь, стараемся. Ты, это… ты мне Мишу передай, а? Мне надо поговорить.

Оксана на миг задержала дыхание.
— Михаил на работе, но если что-то срочное, я передам ему.

— Да ну, какая там работа! Вы ж семья, я вас днём с огнём не достану. Мне с ним срочно, поняла?

— Хорошо, я скажу, — ответила Оксана, стараясь звучать спокойно.

— Ну-ну, — свекровь замялась, но перед тем как бросить трубку, успела вставить: — А ты, Оксаночка, сама тоже не забывай: семья — это не только чайки пить.

Трубка отключилась. Оксана почувствовала, как внутри у неё закипает что-то похожее на злость, но сдержала себя.

Оксана сидела на кухне, машинально отмывая до блеска чашку. Она это делала не потому, что та была грязная — скорее, из-за дурной привычки чем-то занять руки. Звонок Галины Петровны всё ещё звенел в ушах, словно она не положила трубку, а застряла в линии.

В этот момент хлопнула входная дверь. Михаил вернулся с работы раньше обычного. Ботинки бросил в прихожей кое-как, даже не снял куртку — тяжёлый, усталый.

— Ты чего так рано? — настороженно спросила Оксана, повернувшись к нему.

— Устал, — коротко бросил он и сел за стол. Его взгляд упал на счета, которые Оксана не успела убрать.

— Ну что, давай. Рассказывай, — она понимала, что он что-то скрывает.

— Мамка опять, — выдохнул Михаил, словно это слово объясняло всё. — Кредит взяла.

У Оксаны в руках чуть не выскользнула чашка.
— Это какой ещё кредит? Зачем?

— Говорит, дом ремонтирует. Хотела его сдавать… ну, типа отбить всё. Только её эти, как их… «друзья» кинули. Кинули, понимаешь?

Оксана медленно поставила чашку на стол.
— Миш… ты хоть понимаешь, что ты говоришь?

— Да я всё понимаю! — Михаил повысил голос, но тут же сник. — Мама говорит, что теперь нам надо ей помочь. Просит, чтобы ты кредит взяла. Типа у тебя банк лучше, условия хорошие.

— Что?! — Оксана вскинулась, будто её ударили. — У меня? Ты что, издеваешься?

— Ну… она уверяет, что это временно. Мол, через пару месяцев сдаст дом — и всё закроет.

— Миша, она понимает, что мы сами только выбрались из долгов? Мы с тобой ремонт хотели сделать, детям мебель новую купить!

— Знаю.

— И что? — Оксана заметила, что руки начали дрожать, и сжала их в кулаки.

Михаил не отвечал, разглядывая узор на клеёнке.

— Миш… — голос её сорвался на хрип. — Ты хоть ей что-то сказал?

Он посмотрел на жену. Усталый, потухший.
— Сказал, что подумаем.

Оксана тихо выругалась, но не стала кричать.
— Я ничего брать не буду, слышишь? Пусть сама выкручивается.

Когда Михаил ушёл в комнату, Оксана осталась сидеть за столом. Чай давно остыл, чашка стояла перед ней, как ненужный декор.

«Значит, опять я… всегда я, — думала она, глядя в никуда. — Мало того, что всё на мне: счета, еда, школа детей. Теперь ещё и кредиты этой… мамочки его?»

Её взгляд упал на пятно на стене — старое, жёлтое, от чая, который однажды расплескала Аня. Она столько раз хотела его закрасить, но не могла выбраться в магазин за краской. Теперь же эта мысль вызвала у неё какую-то злую усмешку.

«Она решила, что мне нечем заняться? Что я тут… просто так сижу? Ну уж нет. Пусть сама разбирается. Сама и точка».

Вечером, когда Оксана мыла посуду, а Михаил помогал Ане складывать игрушки, снова зазвонил телефон. Этот звук, резкий и настырный, как комар над ухом, моментально вогнал её в напряжение. Она вытерла руки о полотенце, взглянула на экран и, не сдержавшись, буркнула:

— Опять.

— Мамка? — спросил Михаил, уже понимая, что происходит.

Оксана не ответила, просто протянула трубку. Михаил взял её нехотя, как горячую картофелину, которую не знаешь, куда деть.

— Да, ма… — начал он, но его перебили сразу.

Оксана слышала обрывки разговора, который больше напоминал монолог Галины Петровны:
— …так что это ненадолго, я уже почти всё подсчитала! Михаил, ты пойми… если сейчас не вложить… это ведь для семьи, для будущего… И что, Оксана вообще ничего? Ничего?!

Михаил что-то тихо ответил, но Галина не унималась:
— Ты мне скажи: она тебе жена или кто? А я — мать, Миша. Мать! Всё для вас делала. А сейчас, значит, чужая?

Оксана закрыла глаза. Злость подступила к горлу.

Михаил пытался успокоить её:
— Ма, ну я поговорю с ней, хорошо?

— Ты не «поговори», а объясни ей! Что это вообще за… — голос стал тише, но явно не мягче.

Михаил, покраснев, отключился.

— Ну? — сказала Оксана, стараясь звучать ровно, но в голосе сквозило ледяное напряжение. — Что теперь?

— Она просто… просит понять.

— А ты? Ты меня, значит, не просишь?

Михаил сел на диван, уставился в экран телефона, будто тот был виноват в происходящем. Оксана стояла напротив, скрестив руки.

— Миша, давай начистоту, — начала она. — Ты думаешь, это нормально? Я должна работать, тащить детей, а ещё за твою маму расплачиваться?

— Да никто не говорит «тащить», — Михаил нервно выдохнул. — Она же временно.

— Временно?! — Оксана фыркнула. — Ты слышал эти временные? У неё всегда так! Каждый раз — мы должны. Каждый раз — это временно.

— Она же мать, — пробормотал он, опустив глаза.

— Мать, ага. Только мне от её «материнства» житья нет. Ты знаешь, что она меня последним словом обзывает?

— Не надо преувеличивать, — Михаил попытался отмахнуться, но взгляд его был виноватым.

Оксана шагнула ближе, почти срываясь:
— Ты ей звонишь каждый день? Нет. Ты не знаешь, что она говорит! Она решила, что я тут мебель, понимаешь? Мебель, которая должна работать, молчать и платить!

Михаил поднялся, посмотрел на неё, но всё, что он мог сказать, это:
— Ты это зря…

— Ага, зря! Это она зря! — Оксана развернулась и пошла на кухню, хлопнув дверью.

Дверь в квартиру открылась резко, с характерным скрипом, который до этого никто не замечал. Галина Петровна вошла, будто хозяйка, с таким видом, словно сейчас начнёт командовать парадом. Её пальто висело на плечах, как королевская мантия, а в глазах пылало нечто между обидой и уверенностью.

— А вы тут живёте, значит! — громко заявила она с порога.

Оксана, которая как раз возилась на кухне, застыла. Она молча вытерла руки о полотенце и только потом выглянула из-за угла. Михаил, уже видимо ожидавший чего-то подобного, поднялся с дивана, но стоял так, словно ноги вросли в пол.

— Галина Петровна, здравствуйте, — сказала Оксана натянуто, как струна, которая вот-вот порвётся.

— Ну, здравствуй-здравствуй, — свекровь сняла пальто и бросила его на ближайший стул. — А я, значит, для вас стараюсь, а вы… как неродные!

— Галина Петровна… — начала было Оксана, но та перебила её:

— Нет, подожди, не перебивай! Я что, не права? Ради семьи человек пытается! А вы всё упираетесь, как бараны на мосту.

Михаил, который всё это время стоял молча, потёр лицо рукой и произнёс тихо:
— Мам, хватит…

— Что «хватит»?! — вспыхнула Галина. — Ты вообще на чьей стороне, Миша? Ты мой сын или кто?

Оксана медленно подошла ближе, держась прямо, словно у неё за спиной был щит. Она смотрела на Галину твёрдо, без страха.

— Я на стороне своих детей, — сказала она холодно.

— А что, я против ваших детей?! — Галина развела руками, как будто Оксана только что её оклеветала. — Всё же ради них! Чтобы у них было… чтобы вы все…

— Чтобы что? — Оксана перебила, впервые за весь разговор повышая голос. — Чтобы они видели, как вы меня позорите? Чтобы они думали, что мама должна гнуть спину, пока бабушка распоряжается чужими деньгами?

— Да ты… ты как с матерью говоришь?!

— Вы — не моя мать! — жёстко отрезала Оксана. — И я больше не позволю вам на нас давить. Хватит!

Аня, сидевшая в комнате, громко заплакала. Галина обернулась на звук, а Коля тут же подхватил сестру и увёл её в спальню.

— Посмотрите, до чего вы их довели! — Оксана не унималась. — Это вы в этом виноваты. Только вы. И я больше не позволю вам ломать нашу семью!

В комнате воцарилась тишина.

Галина Петровна, вся побелевшая, выдернула пальто со спинки стула, будто оно было виновато во всех её бедах. Она ещё раз метнула взгляд на Михаила, стоявшего, как мокрая курица, сникшего и подавленного, и вылетела за дверь, прихлопнув её так, что дрогнули рамы.

Михаил остался на месте, словно приклеенный. Голова опущена, плечи опали — весь вид говорил: сдался.

Оксана подошла ближе, её голос стал тише, мягче:

— Миш… я знаю, как тебе тяжело. Но, понимаешь, это же не только про нас. Это про детей. Они этого не заслужили.

Михаил поднял на неё глаза. Вздохнул, как будто это стоило ему целой жизни.
— Ты права.

Он потянулся к телефону.
— Что ты делаешь? — спросила Оксана.

— Звоню маме, — ответил он, набирая номер. — Пусть теперь сама разбирается.

Прошло несколько недель. Оксана стояла у почтового ящика, держа в руках плотный конверт с квитанцией. Она знала, что это — от Галины Петровны. Та не удержалась и отправила счёт, будто между строк написав: «Смотрите, что мне приходится платить, и это из-за вас!»

Дома, в тишине, Оксана раскрыла конверт. Цифры пестрели, как раскалённые угли, и каждый ноль был болезненным уколом в память.

Михаил прошёл мимо неё на кухню, бросив короткое:
— Что, опять?

— Да, — сухо ответила она, бросив бумаги на стол. — Умудрилась ещё штрафы нахватать.

Он посмотрел на квитанцию, потом на жену.
— Ты правда считаешь, что она это заслужила?

Оксана чуть не рассмеялась, но вместо этого села на стул.
— Заслужила? Слушай, Миш, не надо вот этих «заслужила». Она взрослый человек. Захотела влезть в долги — пусть теперь разгребает.

Михаил молчал.

— Она бы и нас втянула, если б могла, — продолжила Оксана. — Мы бы тут с детьми лапу сосали, а она бы рассказывала, что «всё ради семьи».

— Ладно… — Михаил вздохнул и посмотрел на часы. — Я съезжу к ней. Надо всё-таки поговорить.

Дом Галины Петровны встретил Михаила серостью. Стены дома были такими же потрёпанными, как и хозяйка. Когда она открыла дверь, её вид удивил сына: Галина выглядела измученной, одетой в старый халат, который видел лучшие времена ещё в прошлом десятилетии.

— Ну, заходи, — сказала она хрипловато, открывая дверь.

Михаил зашёл, осматривая комнату. В углу стояла куча коробок, где среди ненужного хлама валялись недоиспользованные стройматериалы.

— Мам, я хочу поговорить, — начал он, осторожно.

— Ты пришёл сказать, что я сама виновата? — перебила она, криво усмехнувшись. — Что ж, можешь не утруждаться.

— Нет. Я пришёл спросить, почему ты не думала о том, что можешь подставить нас?

Галина подняла взгляд. Её лицо осунулось, но глаза всё ещё искрились упрямством.
— Я думала, Миш. Думала, что семья — это всегда «вместе». А вы меня кинули.

— Ты сама себя кинула, мам, — Михаил сел напротив. — Это твои решения. Ты жила, как хотела, брала эти кредиты, надеялась на чудо. Мы не обязаны за это платить.

— Значит, я вам не семья, да? — голос её дрогнул.

Михаил выдохнул.
— Мам, семья — это не про деньги. Это про уважение. А ты у нас даже не спросила.

Через месяц Галина Петровна выставила дом на продажу. Ей было стыдно признать, что она не справилась, но выбора уже не оставалось. Оксана с Михаилом узнали об этом от соседей: те рассказали, что к Галине приезжали риелторы.

— Ну, теперь хоть она заткнётся, — сказала Оксана, когда Михаил рассказал ей об этом за ужином.

— Ты думаешь, она изменится? — спросил он, ковыряя вилкой макароны.

— Люди редко меняются, Миш, — пожала плечами Оксана. — Но если она ещё раз попробует за наш счёт свои авантюры провернуть, я не стерплю.

— А ты вообще терпеть умеешь? — Михаил улыбнулся.

— С тобой вот терплю, — усмехнулась она.

Позже Галина позвонила Михаилу. Голос её звучал тише, словно та самая уверенность, которая всегда была её визитной карточкой, вдруг испарилась.

— Сынок, — сказала она, замявшись. — Спасибо, что пришёл тогда… может, ты и прав был.

Михаил молчал, слушая, как мать, наконец, признаёт свои ошибки.

Оксана стояла рядом и улыбнулась. Не злорадно, а с лёгким, почти невидимым облегчением: всё наконец стало на свои места.