Отправил дочь на мороз, а когда вспомнил о ней, было поздно

Home » Отправил дочь на мороз, а когда вспомнил о ней, было поздно

Андрей всю жизнь считал себя человеком с твердым характером, способным преодолеть любые невзгоды. Его отец, работавший лесником в таежном районе, учил сына стойкости и умению держать эмоции в узде. «В суровом климате, – говорил он, – теплится только тот, кто умеет постоять за себя и не дает слабину». Андрей взял эти слова на вооружение, став взрослым, и в какой-то мере они ему помогли. Однако со временем упрямство и привычка подавлять свои чувства обернулись для него замкнутостью и неспособностью проявлять настоящую нежность. Именно это качество однажды сыграло в его жизни трагическую роль.

Он жил в маленьком городе на окраине области. Зима здесь каждый год наступала стремительно, словно кто-то резко выключал осеннюю мягкость и включал лютый мороз. Дом, оставшийся Андрею в наследство от родителей, стоял на окраине, где сосновый бор подходил почти к заднему двору. Оттуда, из-под хвойных деревьев, порой пробирался колючий ветер, который словно специально находил щели в окнах и дверях.

Андрей не имел больших амбиций: ему было достаточно работать в местной котельной, получая стабильную, пусть и не слишком высокую зарплату. Он женился довольно рано, но его жена Марина умерла, когда их дочери Лизе было всего три года. С того времени Андрей старался заботиться о Лизе, как умел, однако в глубине души испытывал постоянную тревогу, будто боялся, что не справится с ролью одинокого отца. Друзья советовали ему найти новую спутницу жизни, но Андрей только мрачно качал головой: «Не время. Девочку надо вырастить».

Долгое время, несмотря на внутренние страхи, у них с Лизой все складывалось сносно. Она росла живым ребенком, любила рисовать акварелью, слушала песни, которые Андрей иногда включал на старом магнитофоне. А еще она обожала сказки. Когда-то отец читал ей Пушкина, убаюкивая сладким голосом: «У лукоморья дуб зеленый…» – Лиза тихонько смеялась, представляя себе кота-ученого и русалок на ветвях. По вечерам она, бывало, просила: «Пап, а расскажи что-нибудь о своем детстве». Андрей нехотя вспоминал какую-нибудь забавную историю о том, как они с ребятами в деревне гоняли мяч или строили шалаш на дереве. Лиза слушала с жадным интересом: она любила представлять отца в ее возрасте, почти своего ровесника.

Но последние полгода что-то пошло не так. На работе у Андрея начались сложности: случилось несколько аварий в котельной, руководство грозилось уволить всех виновных, а ему пришлось дежурить сутки напролет, стараясь устранить неполадки. Зарплату задерживали, счета копились, и Андрей стал гораздо более раздражительным, чем прежде. Вернувшись домой, он не находил в себе сил улыбнуться дочери, а когда Лиза старалась рассказать ему о школьных новостях, он отмахивался, будто эта информация не имела значения.

— Пап, сегодня у нас в школе конкурс рисунков! Я получила третье место! – радостно сказала Лиза однажды, подбегая к нему с альбомным листом.

— Молодец, – пробормотал Андрей, даже не взглянув на рисунок. Он бросил ключи на кухонный стол и прошел в гостиную.

В глазах девочки тут же погас свет. Она ничего не ответила, только тихонько пошла к себе в комнату и положила рисунок на стол. Это был пейзаж: зима, заснеженные деревья, домик с окошком, из которого льется теплый свет. Лиза подписала в уголке: «Мой дом», ведь она представляла себя и отца внутри, рядом с камином, у которого они сидят в обнимку. Но реальность выглядела куда суровее.

На следующий день Лиза едва не опоздала в школу, потому что проспала, а Андрей ее не разбудил. Он вообще выглядел разбитым: под глазами залегли темные круги, настроение было отвратительное. Но так как он привык не показывать слабость, все раздражение держал в себе. Даже на вопросы дочери отвечал односложно, словно не хотел, чтобы лишние слова срывались с его языка. Тревога внутри него лишь усиливалась: мороз за окном крепчал, в котельной начались еще более напряженные дни. Вечерами Андрей шел домой, трясясь от холода и усталости, почти не разговаривал с Лизой, а ложился спать чуть ли не сразу, как переступал порог. Девочка не жаловалась, но ее глаза день ото дня становились печальнее.

Однажды утром, когда термометры показывали минус двадцать семь, в школу Лизе надо было выйти раньше обычного — она обещала учительнице помочь украсить класс к Новому году. Андрей, взявший на работе внеочередную смену, почти не спал. Лиза надела куртку, повязала шарф, огляделась — отец сидел за столом и мрачно пил кофе.

— Пап, я пошла. Не забудь, что сегодня родительское собрание. Учительница сказала, что очень важно прийти, будет обсуждаться распределение ролей в школьной постановке.

Андрей поморщился, посмотрел на часы и отрезал:

— Да помню я… Может, успею.

Лиза кивнула, не смея дальше спрашивать. Она уже начала привыкать, что отец стал «колючим». Но в глубине души все еще надеялась, что его ворчание — временное, что он вот-вот поправится после всех этих рабочих стрессов и снова будет ласковым папой, читающим сказки. Девочка тихо вышла из дома, стараясь не стукнуть дверью.

Впрочем, этот день только набирал обороты неприятностей. На смене Андрея настигла новая авария в котельной — сорвало трубу горячей воды, всех на дежурстве заставили остаться допоздна, чтобы ликвидировать последствия. Андрей понимал, что в школу на собрание не успеет. Он позвонил учительнице, быстро извинился, сказал, что придет позже обсудить вопросы. Надеялся, что Лиза отнесется к этому с пониманием. Но и в глубине души был зол: каждый час переработки, каждый новый конфликт на работе делал его еще более раздражительным. Мысли путались, лицо хмурилось — ему казалось, что обстоятельства по очереди «бьют» его со всех сторон.

Тем вечером, усталый до безумия, Андрей вернулся домой около десяти часов. Лиза сидела за столом, делала домашнее задание при свете тусклой лампы. В доме было холодновато — отопление снова барахлило, пришлось включить электрический обогреватель.

— Ну, что там на собрании? – проворчал он, скидывая с себя тяжелую куртку.

— Я ждала тебя, пап, – тихо ответила Лиза. – Учительница сказала, чтобы родители обязательно посмотрели сценарий. Я хотела сыграть Снегурочку… Но без родительской поддержки вряд ли получится. Там нужен костюм, репетиции…

Андрей поморщился, услышав «Снегурочка». Ему сразу представилась куча хлопот: покупка или шитье костюма, беготня по магазинам. На все это у него не было ни сил, ни желания. Денег тоже было в обрез.

— Ну и чего ты от меня хочешь? – вспылил он, присаживаясь на стул. – У меня работы — по горло. Я не могу бегать туда-сюда с этими вашими концертами.

— Просто… я мечтала об этой роли, – прошептала Лиза, опустив глаза. – Хотела, чтобы ты посмотрел, как я выступаю.

— Да зачем оно тебе, это все детский сад какой-то. – Андрей провел рукой по лицу, стараясь успокоиться, но раздражение все же вырвалось наружу. – Если ты не поняла, сейчас такая ситуация, что мне вообще не до праздников.

Повисло тягостное молчание. Лиза хотела сказать что-то еще, рассказать, как в школе ее хвалили за старательность, как важно для нее его одобрение, но слова застряли в горле. Она бо́льше боялась, что отец начнет кричать. Поэтому девочка только глубоко вздохнула и взяла свою тетрадку.

— Можно я спрошу тебя, как решать эту задачу? Я не понимаю условие, – нерешительно произнесла она, стараясь сменить тему.

— Меня в школе не было на собрании, так что я, наверное, теперь тоже ничего не понимаю, – съязвил он. – Ладно, дай сюда, посмотрю.

Он пролистал учебник, но тут же сорвался:

— Ну ты хоть пыталась разобраться сама? Или сразу решила, что за тебя все решу я? Ей-богу, Лиза, если ты будешь вот так все время ко мне бегать, ничего не добьешься. Учись включать голову!

— Прости, пап… – Лиза отступила на шаг.

— Прости, прости, – передразнил Андрей. – Возьми да разберись сама, просто посиди подольше над задачей. Я устал, мне некогда твоими уроками заниматься.

Девочка кивнула, сунула тетрадь в рюкзак и тяжко вздохнула. Она уже понимала, что, скорее всего, сейчас лучше уйти в свою комнату и не попадаться отцу на глаза. Когда она вышла, Андрей тяжело опустил голову на руки. Ему было стыдно за свою вспыльчивость, но он не знал, как иначе успокоить бурю внутри. Он чувствовал себя загнанным в угол: долги, аварии, отсутствие личного времени и сил. Срывался на дочери, хотя понимал, что она не виновата. Но в тот вечер он ничего не предпринял, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.

Шли дни, холода только усиливались. По ночам ветер выл в трубах, выбивая из окон протяжные стоны, а утром деревья стояли под толстым слоем инея, словно стеклянные. Андрей с трудом высыпался, все время нервничал, почти не разговаривал с дочерью. Лиза старалась не нервировать отца, бесшумно ходила по дому, мыла посуду, готовила чай, складывала свои вещи аккуратно. Но иногда детская беспомощность и желание, чтобы ее заметили, брали верх, и она все равно обращалась к Андрею с вопросами или просьбами.

Наступил тот роковой вечер, когда на улице было не меньше тридцати градусов мороза. Андрей пришел с работы еще более уставшим и разбитым, чем обычно. Его трясло и от холода, и от внутреннего напряжения. Он зашел в дом, увидел, что в кухне электрический обогреватель включен на полную мощность, а в гостиной горит свет. Лиза сидела там, рисуя очередную картинку.

— Зачем все включено? – зло спросил Андрей, ощупывая батарею. – Ты хочешь, чтобы у нас электричество сгорело? Ты думаешь, что у меня деньги лишние?

— Пап, батареи чуть теплые, – тихо ответила Лиза, – я замерзла. И в коридоре дует от двери…

— Так, достаточно! Я уже не могу слушать твои жалобы! – Андрей повысил голос, сделав несколько шагов вглубь комнаты. – Ты только и делаешь, что причитаешь. А у меня, между прочим, на работе каша! Не до твоего комфорта мне сейчас.

— Но холодно же, – не сдавалась Лиза. – Я всего лишь хотела…

— Хватит! – прикрикнул Андрей. – Иди, лучше, вынеси мусор, проветрись! Может, у тебя мозги на место встанут на морозе.

— Пап, там темно и… совсем ледяной ветер. Может, давай я утром вынесу? – тихо попросила девочка.

Ему вдруг показалось, что Лиза спорит, перечит ему, будто специально не слушается. Накопившаяся злость и беспомощность закипели. Андрей резко схватил мусорный пакет, подсунул его девочке под руку и буквально подтолкнул к выходу.

— Делай, что говорят! – рявкнул он. – Хватит сопли разводить!

Лиза вздрогнула, испуганно покосилась на отца. Столь резкой агрессии она прежде не видела. Но послушно вышла в коридор, натягивая на себя пуховик и быстро застегивая молнии. Шарф торопливо намотала кое-как. Андрей стоял в дверях, глядя на нее жестким взглядом. В глазах Лизы плескался страх, смешанный с обидой, но она ни слова не сказала. Лишь опустила голову, открыла дверь и вышла в черную холодную ночь.

После того как за ней захлопнулась дверь, Андрей какое-то время стоял, продолжая кипеть от ярости, но уже сам не понимал, на что именно так злится. Постепенно гнев начал утихать, а усталость накатывала, словно тяжелая волна. Он снял куртку, зашел в кухню, налил в стакан воды и выпил залпом. Потом плюхнулся на старый диван и прикрыл глаза, в надежде хотя бы на пару минут дать себе передышку.

Прошло около получаса. За окнами метель завывала еще громче, и Андрей машинально подумал: «Все-таки жуткая зима выдалась…» Но мозг уже ускользал в дремоту. В какой-то момент он опомнился и вдруг вспомнил, что Лиза должна была вернуться после того, как выбросит мусор. Во дворе в такую погоду находиться нельзя и пяти минут — слишком холодно. Почему же она не зашла обратно?

Он приподнялся, потер лицо руками, пытаясь прогнать сон, и направился в прихожую. Куртка Лизы на месте? Нет, она ее надела, конечно. Взглянул на часы: прошло тридцать минут. Где же она?

Андрей вначале решил, что дочь могла обидеться и пойти к подруге или к их соседке Веронике — та иногда присматривала за Лизой, когда Андрей задерживался на работе. Но сердце тут же тревожно сжалось: где-то в глубине души он почувствовал, что произошло нечто страшное. Он наспех натянул дубленку, обмотал шею шарфом и выбежал во двор.

Сразу ударил в лицо леденящий воздух, метель колола кожу мельчайшими ледяными иглами. Андрей окликнул:

— Лиза! Лиза, ты где?

Ответа не было. Он заглянул в мусорные баки, что стояли у ворот, но там пусто. Чуть поодаль виднелся темный силуэт сарая. Андрей пошел туда, проваливаясь в снег, морщась от холода. Ничего. Лишь ветер свистел, задувая в лицо. Тогда он метнулся к соседке. На его стук в дверь вышла Вероника — женщина лет пятидесяти, знакомая со школы Лизы.

— Андрюша, что случилось? – спросила она встревоженно. – Почему ты в такую метель бегаешь?

— Лиза не забегала к тебе? – хрипло спросил Андрей, отмахиваясь от снежинок, летящих в глаза.

— Нет, конечно. А что такое? – Вероника еще больше встревожилась, увидев страх в глазах мужчины.

— Да, пустяки, – постарался он взять себя в руки. – Думал, вдруг она… да нет, все нормально.

Он попытался повернуться и уйти, но Вероника окликнула:

— Андрей, ты расскажи, я поможешь чем могу. С Лизой все в порядке?

Он не ответил, лишь кивнул неуверенно и пошел прочь. Страх и стыд разрывали ему душу. Вспоминалось, как он кричал на дочку, а она смотрела на него огромными глазами, полными слез. Может, она спряталась где-то у сосен за домом или пошла в сторону дороги?

Андрей вышел за калитку, оглядел пустую улицу, с трудом различая очертания домов сквозь снежную пелену. Мороз сковывал тело. Он начал звать Лизу, но голос тону́л в вое ветра. Сделал несколько шагов вперед по дороге: фонарей почти не было, лишь редкий отблеск из чьего-то окна. Снег шел такой густой стеной, что вдалеке ничего не виднелось. «Господи, – подумал Андрей, – куда она могла подеваться?»

Он обошел дом кругом, звеня зубами от холода, окликал дочь бесконечно, но безответно. С каждой минутой тревога перерастала в панику. Андрей понимал, что Лиза может потеряться, замерзнуть. А если она в сердцах решила убежать куда-нибудь, в направлении трассы? Сколько историй он слышал о пропавших детях, о том, как они не возвращались домой в метель. Дорога к школе шла вдоль лесополосы, и, если Лиза пошла туда, опасность еще увеличивалась.

Андрей бросился в сторону школы, освещая путь старым фонариком, который висел у него в прихожей. Промокшие ноги мерзли, дыхание сбивалось, губы кровоточили от ветра. Он звал и звал:

— Лиза! Солнышко мое! Отзовись!

Однако все заглушал свист ветра. Снег сыпался непрерывно, просачиваясь под воротник. Андрей почти не чувствовал пальцев, но продолжал идти. Минут через пятнадцать он услышал приглушенный звук, похожий на плач, и сердце его подпрыгнуло. Рванувшись в ту сторону, он увидел крохотное движение у подножия старой березы, которая росла в стороне от тропинки. Оббежал дерево и в свете фонарика разглядел: Лиза лежит на снегу, с трудом приподнимая голову.

— Лиза! – крикнул он, опускаясь перед ней на колени. – Доченька, ты жива?

Девочка была в полуобморочном состоянии. Ее лицо горело лихорадочным румянцем, а губы посинели. Куртка и шарф покрыты снегом, варежки потеряны. Она что-то хотела сказать, но не могла вымолвить ни слова — зубы стучали от холода, а глаза вдруг закрылись, будто силы окончательно покинули ее.

Андрей схватил дочь на руки, пытаясь согреть ее своим телом. Он чувствовал, что кожа у нее под одеждой уже ледяная. Оглядевшись в панике, он понял: надо бежать обратно в дом, но кажется, что дойти будет очень сложно. Ноги скользили, метель не давала нормально двигаться. Но выбора не было. Собрав последние силы, он поднялся, крепко прижав Лизу к груди, и пошел.

Каждый шаг давался с огромным трудом. Андрей тяжело дышал, сердце колотилось в груди, словно вот-вот выскочит. Он непрестанно повторял: «Держись, Лизонька, не вздумай отключаться, пожалуйста». Девочка не отвечала. Ему казалось, что он несет целую глыбу льда — такая она была неподвижная и холодная. Добравшись до дома, Андрей сразу ринулся в гостиную, уложил Лизу на диван, укутал несколькими одеялами, прикрыл голову полотенцем и кинулся к телефону.

Руки у него дрожали, когда он набирал «Скорую». Голос в трубке звучал глухо, а Андрей срывающимся шепотом объяснял, что ребенок замерз, что нужен врач. «Сейчас выезжаем», – пообещали медики. Тогда Андрей побежал кипятить воду, перетаскал все обогреватели, включил их на максимум. Температура в комнате начала медленно подниматься, но состояние Лизы от этого не улучшалось, она не приходила в себя, дышала едва слышно.

Андрей, в отчаянии смотря на дочь, чувствовал, как внутри его самого будто рушится весь мир. Шептал: «Прости меня, прости, девочка моя. Все из-за меня». Вспоминал, как еще пару часов назад кричал на нее, выгонял на мороз, и испытывал такое чувство вины, что сердце сжималось от боли. Никогда еще он не чувствовал себя столь беспомощным.

Через сорок минут подъехала «Скорая», Андрей бросился открывать двери. Медики, войдя, сразу начали осмотр и диагностировали сильное обморожение конечностей, общее переохлаждение, возможно, воспаление легких.

— Ее нужно срочно в больницу, – сказал фельдшер, осторожно проверяя пульс девочки. – Она совсем без сил, температура тела очень низкая.

Андрей кинулся помогать вынести дочь на носилках. В суете он даже не запер дом, не подумал об одежде, только поспешил за врачами, держась за холодную ладошку девочки. «Держись, Лиза, прошу», – все повторял он, глядя, как ее дыхание становится все более прерывистым.

В больнице Лизу сразу поместили в реанимацию. Андрей остался в коридоре, мокрый от снега и пота, дрожащий. К нему подошла медсестра:

— Вы отец? Можете пока подождать здесь, сейчас врачи сделают все необходимое.

Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Чувство ужаса затопило сознание. Только теперь он вдруг ясно осознал: его опрометчивость, его вспышка гнева, его равнодушие могли стоить дочери жизни.

Минуты тянулись бесконечно. Андрей рассеянно смотрел в окно, за которым все так же бушевала метель. Во дворе больницы светил фонарь, освещая мелькающие вьюжные завихрения. Он слышал гул коридора, мимо сновали врачи и другие пациенты, все было в какой-то угрюмой дымке.

— Андрей, – вдруг услышал он женский голос. Обернувшись, увидел Веронику. Та, видимо, узнала от соседей, что случилось. – Что с Лизой?

— Она… в реанимации, – пробормотал он. – Отморожение, переохлаждение. Я… это я виноват, – он не смог сдержать слез. – Понимаешь, я выгнал ее из дома, да еще и сам… забыл про нее.

— Господи… – ахнула Вероника, а потом взяла Андрея за руку. – Спокойно, сейчас главное – чтобы она выжила. Надо молиться, надо верить, что у нее хватит сил.

Андрей чувствовал, как слезы текут по щекам, и не стеснялся этого. Никогда раньше он не плакал прилюдно, но теперь разом рухнули все его принципы и стенки, которые он воздвигал годами. Он рыдал тихо, уткнувшись в плечо Веронике, а она поглаживала его по спине, повторяя: «Тише, тише».

Спустя полчаса из-за двери вышла врач, с усталым лицом. Андрей подскочил к ней:

— Как она? Пожалуйста, скажите, все будет хорошо?

— Девочка в критическом состоянии, – ответила врач. – Сильное обморожение рук и ног, температура тела упала ниже 34 градусов. Мы делаем все возможное, но прогноз крайне осторожный. Пока боремся за ее жизнь.

Андрей зашатался, почувствовал, как колени подкашиваются. Вероника еле успела подхватить его под руку. Он чуть не упал, голова закружилась.

— Я… умоляю, спасите ее, – еле выдавил он.

— Мы стараемся. Но необходимы время и ресурсы, – врач посмотрела на него строго. – Как же она оказалась на морозе?

Андрей не смог ответить, лишь опустил глаза. Доктор вздохнула и удалилась, оставив его терзаться угрызениями совести.

Наступила ночь. Вероника оставалась с ним в больнице, иногда ему приносили чай, но Андрей почти ничего не пил и не ел. Он сидел на скамейке перед дверью реанимации, опустив голову. В памяти всплывали моменты, когда Лиза была помладше, как она улыбалась, когда он покупал ей мороженое, как играла в куклы, как впервые прочитала стихи Пушкина вслух. Глаза Андрея застилали слезы, а внутри будто стучало: «Слишком поздно, слишком поздно…»

Ранним утром врачи вновь вышли поговорить с ним. На лице у ведущего реаниматолога была печать усталости и тяжелого сомнения:

— Состояние ребенка крайне тяжелое. Мы делаем все, что возможно. Если она придет в себя в ближайшее время и восстановится сердечная деятельность на нормальном уровне, шансы есть. Но пока, увы, без изменений.

День тянулся, как бесконечная полоса ужаса. Андрей не находил себе места, безмолвно сидел, иногда вставал, ходил по коридору, глядел в окно. Вероника не покидала его, тихо сочувствуя. Пару раз заходили полицейские – вероятно, узнали о состоянии девочки, хотели задать вопросы, но, увидев, как Андрей едва держится на ногах, не стали давить. «Поговорим позже», – сказали они вполголоса и ушли.

Вечером у Андрея было уже такое состояние, что казалось: еще мгновение – и он потеряет рассудок. Наконец двери реанимации открылись, и тот же врач со скорбным лицом вышел в коридор. Андрей вскочил, глаза его расширились. Он уже чувствовал, что сейчас услышит нечто непоправимое.

— Сожалею, – тихо произнес врач, опуская взгляд. – Девочка скончалась полчаса назад. Мы боролись, но организм не выдержал переохлаждения.

Андрей застыл, будто ледяной удар прошил его насквозь. Он посмотрел на врача, словно не понимая сказанного, затем медленно опустился на пол, склонив голову. Внутри него в тот миг все оборвалось. «Поздно», – били колокола в его сознании. «Слишком поздно».

Он не помнил, что произошло дальше. Кажется, Вероника вызывала ему «скорую помощь», потому что он сам оказался на больничной койке с нервным истощением. Когда он на короткий миг приходил в себя, врач что-то говорила о sedativum, о том, что нужно успокоиться, но все его мысли тонули в одном безумном повторе: «Я убил мою дочь, выгнал ее на мороз… а когда вспомнил, было поздно».


Прошло несколько дней, и за снежной метелью наконец выглянуло зимнее солнце, тихое и блеклое. Город продолжал жить своей жизнью. Где-то радостно отмечали Новый год, дети наряжали елки, готовились к школьным праздникам. Но для Андрея все эти звуки и краски потеряли смысл. Он сидел в своей комнате, куда его отпустили под подписку, ожидая дальнейших разбирательств с полицией.

Перед глазами у него стоял призрак Лизы: он видел ее улыбку, слышал детский смех. Каждый предмет в доме напоминал о дочери – ее рисунки, книжки, шарфик на вешалке. Он прекрасно понимал, что вряд ли сможет продолжать жить нормальной жизнью, что ничто не вернет ему ребенка. Но самое ужасное для него было знать, что во всем этом он виноват сам. Его гнев, его равнодушие, его «твердость характера» – все обернулось чудовищной трагедией.

Снег за окном продолжал падать, рассыпая серебристые хлопья по замерзшей земле. Андрей смотрел на эти хлопья, вспоминая Лизин новогодний рисунок: там домик сиял теплом, а из окна лился свет. В том рисунке, в Лизином мире, отец всегда был рядом. Но в реальности оказалось иначе. Он прогнал дочь на лютый мороз, когда она всего лишь хотела согреться и почувствовать, что ее любят.

С тех пор Андрей уже не мог найти себе оправдания. Ему оставалось только одно: нести груз вины всю жизнь, осознавая, что никакое раскаяние не спасет его от страшной правды – он забыл о дочери и слишком поздно спохватился. Никакие слова не могли заглушить боль и стыд, которые разъедали его изнутри.

Так закончилась история человека, который не смог в нужный момент сдержать свой гнев и вспомнить о простом – о том, как важно быть рядом с теми, кого любишь, особенно когда они с мольбой смотрят в твои глаза. Трагедия развернулась в тишине снежной зимы и унесла с собой детскую жизнь – ту, которая мечтала о роли Снегурочки, о тепле отцовской любви и о том, что в оконцах родного дома всегда будет гореть свет.