Он ждал под дождём, пока однажды не пришла Она…
Осень выдалась холодной и ветреной. Вечерами листья вихрем кружились по двору, стучали в окна, шуршали под ногами. Именно в такую промозглую погоду он и остался один.
Кот, некогда домашний, пушистый, упитанный, теперь сидел под подъездом, прижимаясь к холодной бетонной стене. Хозяева съехали неделю назад. Вещи забрали. Мебель. Даже старый торшер, который он так любил царапать. А его… оставили.
Он не сразу понял, что происходит. Сначала просто сидел у двери, ждал, пока она снова откроется, и знакомый голос позовёт:
— Мурчик, иди кушать!
Он ждал первый день. Потом второй. Потом начал мяукать, звать. Ему отвечали сердитым «пшёл вон» или плевком из окна. А он всё сидел, надеялся.
На третий день пришёл голод. Он побрёл во двор — медленно, неуклюже, путаясь в собственных лапах от слабости. Его не били — просто прогоняли. Иногда кидали чем-то.
Он стал ночевать под скамейкой. Потом — в мусорке. Его мягкий кремовый мех облез, в глазах поселилась тусклая, болезненная тоска. Он стал осторожным. Прятался от всех. Людям он больше не верил.
Однажды вечером, когда ветер особенно зло гнал по асфальту пакеты и клочки газеты, он нашёл что-то похожее на куриную кость. Притащил под куст, жевал жадно, рыча. Тут он и не заметил, как к нему подошли. Женские ботинки. Чистые, аккуратные. Он встал в боевую стойку — выгнул спину, зашипел.
— Тихо-тихо… — раздался мягкий голос. — Я не трону тебя. Ты такой худенький… Ты совсем один?
Она присела рядом. Достала из кармана кусочек варёной курицы, завернутый в салфетку. Протянула. Он не двинулся. Смотрел. Подозрительно. Потом голод победил — подошёл, вырвал угощение и отбежал.
Она приходила каждый вечер. Не трогала, не ловила — просто кормила. Говорила с ним. И имя дала:
— Мурчик. Ну, раз ты не говоришь, как тебя зовут, пусть будет Мурчик.
Прошло две недели. Он уже не убегал. Ему нравился её запах — чем-то пахнущий уютом. И голос. Спокойный. Без угроз. Без фальши.
На третью неделю он впервые дал ей себя погладить.
— Вот ты какой, — прошептала она, проведя рукой по его костлявой спинке. — Совсем как изломанная судьба. Но ничего… мы всё исправим.
В тот же вечер она привезла переноску. Он залез сам. Не испугался. Доверился.
Дома было тепло. Настоящее тепло — не только физическое, но какое-то внутреннее. Его никто не трогал, не таскал на руки. Дали время. Он жил под креслом, потом перебрался на подоконник. Через пару дней стал спать у её ног.
Она назвалась: Галина Петровна. Пенсионерка, вдова. Сын уехал в Германию, внуков не было. Говорила, что дом опустел. А теперь — нет.
Коту провели обследование. Ничего страшного — истощение, слабость, воспалённые глаза. Лечили. Кормили. Говорили с ним.
Он отъедался. Шерсть снова стала мягкой, густой. Мурчик снова начал мурлыкать. Сначала тихо, как будто учился заново. Потом — громче, с уверенностью. Иногда даже разговаривал — по-своему, кошачье: «мрр», «мяу», «брур».
Каждое утро он встречал её у двери спальни. Садился аккуратно и ждал, пока она откроет глаза. И каждое утро она улыбалась:
— Доброе утро, мой рыжий хвостик.
А по вечерам они сидели вместе у окна. Она пила чай. Он лежал на пледе, поджав лапы, и слушал, как она читает вслух. Классику. Или просто рассказывала о своей жизни. Он всё понимал. Без слов.
Однажды Галина Петровна заболела. Простуда, потом осложнение. Скорая. Больница.
Он не ел. Не мурлыкал. Ждал под дверью.
Соседка кормила. Пыталась погладить — не давался. Он был с ней только телом. Душа осталась там, где её запах, её голос.
Прошло десять дней. Дверь открылась. Она вернулась. Слабая, но живая.
Он не мяукнул. Просто подошёл и уткнулся лбом ей в ногу. Она опустилась на колени и заплакала.
— Прости, Мурчик. Я думала, больше не увижу тебя…
Теперь они живут вместе. Уже третий год. Он стал важным, степенным котом. Не боится людей, но не ищет их общества. Только её. Она — его человек. Единственный и навсегда.
Иногда, лежа у батареи, он вспоминает ветер, мусор, голод и то, как дрожали его лапы от холода. Тогда он подтягивается поближе к ней и прижимается бочком.
А она гладит его и говорит:
— Знаешь, Мурчик… я тебя, наверное, не спасла. Это ты меня спас.
И в этот момент сердце бьётся мягче. И за окном, даже если метель — всё равно тепло.
Если вам понравилась история или хотите увидеть больше позитива, подписывайтесь на наш канал, ставьте лайки.
