Очередной скандал: мать перешла все границы

Home » Очередной скандал: мать перешла все границы

Я стояла у окна, машинально перебирая складки занавески, когда телефон снова завибрировал. Муж. Третий звонок за последний час.

— Анечка, ты только не волнуйся… — его голос звучал настороженно. — Твоя мама здесь.

Внутри всё оборвалось. Опять. За последние полгода это стало какой-то болезненной традицией — мама появлялась без предупреждения, когда ей вздумается. То с пакетами продуктов, которые я якобы «не умею выбирать», то с советами по поводу занавесок, которые «совершенно не сочетаются», то просто «проверить, всё ли в порядке».

— Что на этот раз? — я старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.

— Ну… она решила проверить, правильно ли мы храним крупы. Говорит, что в шкафу должно быть специальное место и особые контейнеры. Сейчас перебирает все полки…

Я закрыла глаза и медленно досчитала до десяти. В свои тридцать пять я снова чувствовала себя нашкодившим подростком. Сколько раз я пыталась намекнуть маме, что мы с Сергеем имеем право на личное пространство? Сколько раз деликатно просила предупреждать о визитах заранее?

— Сейчас приеду.

Дорога до дома заняла всего пятнадцать минут, но они показались вечностью. В голове крутились воспоминания: как мама «помогала» расставлять мебель в нашей новой квартире, как настояла на «правильном» цвете обоев в спальне, как критиковала мой выбор штор… Каждый раз я убеждала себя, что она делает это из любви. Каждый раз старалась быть терпеливее.

Поднимаясь по лестнице, я услышала её голос ещё с площадки:

— Оленька, милая, ну как можно держать гречку в пластиковых контейнерах? Это же всё впитывает! Вот, я принесла стеклянные банки, сейчас всё переложим…

Я открыла дверь. Кухня напоминала поле боя: содержимое шкафов было разложено по всему столу, а посреди этого хаоса стояла она — моя мама, Ольга Петровна, с абсолютно уверенным видом раскладывающая по банкам наши запасы.

— Мама, — мой голос звучал тихо, но твёрдо. — Что ты делаешь?

— А, Анечка! — она просияла, будто не замечая моего напряжения. — Хорошо, что ты приехала! Представляешь, захожу к вам, а тут такое безобразие с крупами! Как ты вообще умудряешься готовить в таких условиях? Вот я в твои годы…

— Мама, — перебила я, чувствуя, как внутри поднимается волна возмущения. — Ты опять пришла без предупреждения.

— Ах, брось! Что за церемонии? Я же мать! Неужели мне теперь нужно записываться на приём к собственной дочери?

Сергей тихо стоял в углу кухни, явно не зная, куда себя деть. Я поймала его взгляд — в нём читалась смесь сочувствия и лёгкого раздражения. Это было уже слишком.

— Да, мама. Именно об этом я и говорю. Нужно предупреждать. Мы с Сергеем имеем право на личное пространство.

— Личное пространство? — она фыркнула, продолжая перекладывать крупы. — От кого? От родной матери? Я всю жизнь тебе посвятила, а теперь ты меня за порог не пускаешь?

— Я не это имела в виду…

— А что ты имела в виду? — её голос начал повышаться. — Что я теперь должна спрашивать разрешения, чтобы помочь родной дочери? Которая, между прочим, даже крупы хранить правильно не умеет?

Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Сколько раз этот разговор заканчивался моими слезами и чувством вины? Сколько раз я отступала, убеждая себя, что мама права?

— Знаешь что, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, — давай поговорим об этом позже. Сейчас я прошу тебя оставить всё как есть и уйти.

— Ах так? — мама выпрямилась во весь рост. — Значит, выгоняешь? Ну что ж, я всё поняла. Вырастила на свою голову неблагодарную дочь…

Она демонстративно сняла фартук, который успела надеть, бросила его на стул и направилась к выходу. В дверях обернулась:

— Потом не говори, что я не хотела помочь. И не звони мне! Я всё поняла!

Дверь захлопнулась. Я стояла посреди разгромленной кухни, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. Сергей молча подошёл и обнял меня за плечи.

— Знаешь, — сказал он тихо, — может, оно и к лучшему? Давно пора было расставить точки над i.

Я кивнула, понимая, что это только начало. Впереди был долгий и сложный разговор с мамой, который я откладывала слишком долго.

Три дня после скандала телефон молчал. Я знала этот приём — мама всегда так делала, когда хотела вызвать чувство вины. Обычно я не выдерживала и звонила первая, но в этот раз решила держаться. Сергей поддерживал меня, хотя я видела, как он напряжён.

На четвёртый день началось.

— Анечка! — голос мамы в трубке звучал преувеличенно бодро. — Я тут подумала… может, заедешь ко мне сегодня? Я твой любимый суп сварила.

— Мам, я на работе. У меня важная презентация.

— Ах, ну конечно! Теперь у тебя вечно работа. Для матери времени совсем не осталось!

Я прикрыла глаза и досчитала до пяти: — Давай встретимся в выходные? В субботу, например…

— В субботу? — В её голосе появились знакомые нотки обиды. — Через три дня? А я, значит, должна сидеть одна? Вот так всегда — вырастишь детей, а они…

— Мама, давай не начинай, — я старалась говорить твёрдо. — В субботу или никак.

— Хорошо-хорошо, — она сразу сменила тон на медовый. — Только ты пораньше приезжай. И Серёжу привози, я так давно его не видела…

Я положила трубку и уставилась в экран ноутбука. Буквы расплывались перед глазами. «Может, я действительно слишком редко её навещаю?» — мелькнула предательская мысль.

Но в пятницу вечером всё пошло наперекосяк. Мы с Сергеем только сели ужинать, когда в дверь позвонили.

— Доченька! — мама стояла на пороге с огромными пакетами. — Я тут проходила мимо, думаю — загляну! А то завтра ещё что-нибудь помешает…

Я почувствовала, как напрягся Сергей. Это был наш первый спокойный вечер за неделю.

— Мама, мы же договорились на завтра.

— Ой, да какая разница — сегодня, завтра… — она уже протискивалась в прихожую. — Я вам тут продуктов привезла. В магазине такая скидка была! И потом, я же вижу — ты похудела. Готовить, небось, некогда? А Серёжа что, так и будет питаться полуфабрикатами?

Сергей резко встал из-за стола: — Ольга Петровна, мы просили предупреждать о визитах.

— Серёженька, — она всплеснула руками, — ты что же, против тёщи? Я же о вас забочусь! Вот, смотри, какие котлетки привезла…

— Мама! — мой голос дрогнул. — Пожалуйста, уходи.

— Что?! — она замерла с пакетом в руках. — Ты меня выгоняешь? Опять?

— Нет, я прошу тебя уйти и прийти завтра, как мы договаривались.

— Значит, так… — она медленно опустила пакеты. — Значит, теперь родная мать должна записываться на приём? А этот… — она кивнула в сторону Сергея, — может командовать, когда мне приходить?

— При чём здесь Сергей? — я почувствовала, как начинаю закипать. — Это наш общий дом, и мы имеем право…

— Вот именно! — перебила она. — Общий дом! А я кто? Чужая? Я, между прочим, всю жизнь ради тебя…

— Прекрати! — я не узнала свой голос. — Хватит давить на жалость! Хватит манипулировать! Ты не можешь вот так врываться в нашу жизнь!

Мама отшатнулась, словно я её ударила: — Вот, значит, как ты со мной… Хорошо. Я всё поняла. Только потом не жалуйся, что мать о тебе не заботилась!

Она развернулась и выскочила за дверь. Я осела на банкетку в прихожей. Руки дрожали.

— Может, нам действительно уехать? — тихо спросил Сергей, присаживаясь рядом. — Я могу найти работу в другом городе.

Я покачала головой: — Нет. От этого не убежишь. Нужно раз и навсегда расставить все точки над i.

Телефон в кармане завибрировал. Пришло сообщение от мамы: «Ты разбила мне сердце. Я всю ночь не буду спать из-за тебя.»

А через минуту второе: «Если ты думаешь, что он тебя любит больше, чем родная мать — ты ошибаешься.»

Я показала сообщения Сергею. Он молча обнял меня за плечи: — Знаешь, это уже переходит все границы. Тебе нужно серьёзно с ней поговорить.

Я кивнула. Внутри зрела решимость — пора прекратить этот замкнутый круг манипуляций и чувства вины. Завтра. Завтра я скажу ей всё, что накипело за эти годы.

Утро выдалось пасмурным. Я стояла перед маминой дверью, собираясь с духом. За спиной послышались шаги — соседка тётя Валя тащила сумку с продуктами.

— Анечка! К маме пришла? А то она всё жаловалась, что дочка совсем забыла…

Я молча кивнула и нажала на звонок. Дверь открылась мгновенно — будто мама стояла за ней, ожидая.

— Явилась… — она посторонилась, пропуская меня в квартиру. — А я думала, совсем забыла дорогу.

В комнате всё было как всегда: старые фотографии на стенах, мой школьный аттестат под стеклом, вязаная салфетка на телевизоре. Только занавески новые — тяжёлые, бордовые.

— Присаживайся, — мама указала на кресло. — Чай будешь?

— Нет, мам. Нам надо поговорить.

Она демонстративно вздохнула: — Ну конечно. Только поговорить и можешь. А что матери одиноко, что она места себе не находит — это тебя не волнует?

— Волнует, — я старалась говорить спокойно. — Именно поэтому я здесь. Мама, так больше не может продолжаться.

— Что не может продолжаться? — её голос звенел от обиды. — То, что я о тебе забочусь? То, что хочу для тебя лучшего?

— Мама, мне тридцать пять лет. У меня своя семья, своя жизнь. Я люблю тебя, но…

— Вот! — она подняла палец. — Началось! «Своя жизнь»! А я кто? Помеха? Ты как Сергей своего появился, так сразу мать забыла!

Я сжала подлокотники кресла: — Перестань. Сергей здесь ни при чём. Дело в том, как ты себя ведёшь. Ты врываешься к нам без предупреждения, ты критикуешь каждый наш шаг, ты манипулируешь…

— Я?! Манипулирую?! — мама вскочила. — Да как ты смеешь! Я всю жизнь тебе отдала! Я ночей не спала, когда ты болела! Я от всего отказывалась, чтобы у тебя всё было! А теперь ты…

— Мама, — я тоже встала, — именно об этом я и говорю. Ты постоянно напоминаешь о своих жертвах, будто я в вечном долгу перед тобой. Но я не просила тебя жертвовать собой. И сейчас я не прошу.

Она замерла, словно не веря своим ушам: — Значит, вот как ты заговорила… Это он тебя научил? Твой Сергей?

— Нет, мама. Это моё решение. Я больше не могу жить с постоянным чувством вины. Не могу просыпаться в страхе, что ты опять придёшь без предупреждения. Не могу…

Голос предательски дрогнул. Я перевела дыхание: — Я люблю тебя. Правда люблю. Но если ты не научишься уважать наши границы — мы просто разрушим все отношения.

— Границы? — она горько усмехнулась. — Между матерью и дочерью? Ты послушай себя! Насмотрелась своих сериалов, наслушалась советов…

— Нет, мама. Я просто выросла. И хочу нормальных, здоровых отношений. Без манипуляций, без чувства вины, без…

— Уходи, — она вдруг как-то сразу постарела, опустилась в кресло. — Уходи и не приходи больше. Ты всё сказала, я всё поняла. Раз я такая плохая мать…

— Ты не плохая мать. Ты просто не видишь, что делаешь больно. И себе, и мне.

Она отвернулась к окну: — Я сказала — уходи.

Я медленно пошла к двери. В прихожей остановилась: — Когда будешь готова поговорить по-настоящему — позвони. Я люблю тебя, мама.

Она не ответила. Только дёрнула плечом — жест, который я помнила с детства. Так она реагировала, когда была глубоко задета.

Выйдя из подъезда, я достала телефон. Три пропущенных от Сергея. Я набрала его номер: — Всё, — голос звучал глухо. — Я всё сказала.

— Как она?

— Плохо. Но по-другому уже нельзя было. Знаешь, я чувствую себя… свободной. И виноватой одновременно. Как думаешь, я правильно сделала?

— Правильно, — его голос звучал уверенно. — Давно пора было. Приезжай домой, я тебя жду.

Прошло три недели. Телефон молчал. Я не писала и не звонила, хотя каждый вечер подходила к окну, высматривая знакомую фигуру во дворе. Сергей не торопил с решениями, молча обнимал, когда находил меня у окна.

В один из вечеров раздался звонок. На экране высветилось «Мама».

— Анечка… — её голос звучал непривычно тихо. — Может, придёшь? Поговорим?

Я сжала телефон: — Хорошо. Когда тебе удобно?

— А завтра… можно? — она запнулась. — В шесть вечера?

— Можно, — внутри всё сжалось. — Я приду.

На следующий день я снова стояла у её двери. На этот раз она не распахнула её сразу — я слышала, как она медленно подходит, как щёлкает замком.

Мама выглядела осунувшейся. На столе стояли две чашки — она всё-таки заварила чай.

— Присаживайся, — она кивнула на кресло. — Я тут думала много… Знаешь, даже записывала.

Она достала из кармана халата сложенный вчетверо лист: — Вот, записала, чтобы ничего не забыть. Только не перебивай, ладно?

Я кивнула. Она развернула листок, но не стала читать — просто держала его, как опору: — Я ведь всегда думала, что всё правильно делаю. Что если контролирую каждый твой шаг — значит, забочусь. Если указываю на ошибки — значит, учу жизни. А потом ты ушла, и я осталась одна. Совсем одна, представляешь?

Её голос дрогнул: — И знаешь, что я поняла? Что кроме тебя у меня ничего нет. Ни подруг — всех растеряла, ни увлечений — всё забросила. Только и жила твоей жизнью. А ты выросла…

— Мама…

— Нет, дай договорить, — она сжала листок сильнее. — Я ходила к соседке, к Валентине Павловне. Она, оказывается, на курсы компьютерные записалась. Представляешь? В её-то годы! И так интересно рассказывала… А я всё думала — вот сижу, жду твоих звонков, обижаюсь, когда не звонишь. А сама что?

Она подняла на меня глаза: — Ты прости меня, доченька. За всё прости. За то, что душила своей заботой, что не видела границ. Я… я постараюсь измениться. Правда.

Я почувствовала, как по щекам текут слёзы: — Мамочка…

— Нет, подожди. Я ещё не всё сказала, — она перевела дыхание. — Я записалась в группу скандинавской ходьбы. И на те же курсы компьютерные пойду. А ещё… я решила, что больше не буду приходить без звонка. Обещаю.

Она встала, подошла к серванту: — Смотри, что я нашла.

На пожелтевшей фотографии я узнала себя — лет пяти, в нелепом платье с оборками.

— Помнишь этот день? Ты тогда сказала, что платье колется, и не хотела его надевать. А я заставила… Всё заставляла, всё контролировала. А надо было просто любить. Просто быть рядом, когда нужно.

Я подошла и обняла её. От неё пахло такими родными духами «Красная Москва» — запах моего детства.

— Я люблю тебя, мам. И я рада, что ты решила заняться собой. Правда рада.

Она прижалась ко мне: — Анечка, а можно… можно я в воскресенье приду? К обеду? С пирогом?

Я улыбнулась: — Конечно, мам. Только позвони перед выходом, хорошо?

— Обязательно, — она вытерла глаза. — А Серёжа как, не будет против?

— Не будет. Он всегда говорил, что главное — найти правильный подход.

Мы проговорили до вечера. Впервые за долгое время — просто проговорили, без упрёков и обид. А когда я собралась уходить, мама вдруг сказала: — Знаешь, а ведь ты сильная. Гораздо сильнее меня. Я горжусь тобой.

Возвращаясь домой, я думала о том, как иногда нужно дойти до края, чтобы начать всё заново. И о том, что любовь — это не только забота и контроль. Это ещё и умение отпускать, давать свободу. Даже если очень страшно.

Вечером пришло сообщение от мамы: «Записалась на курсы. Начало в понедельник. Волнуюсь ужасно!»

Я улыбнулась и ответила: «Ты справишься. Я в тебя верю.»

Источник