На каком основании ты выгоняешь меня из моего дома? – с вызовом заявила сноха
Мария стояла у распахнутого окна. Октябрь выдался промозглым — ветер гонял по двору пожухлые листья, небо затянули тяжёлые тучи. Казалось, сама природа хмурилась, предчувствуя недоброе.
С того дня, как Андрей уехал, прошло три недели. Просто собрал вещи, молча сунул в карман паспорт и билет до Мурманска. На столе осталась только записка, всего два слова: «Прости. Помогу». И всё — пятнадцать лет брака уместились в две строчки. Теперь каждая ночь в их спальне казалась бесконечной — знакомые вещи, фотографии на стенах, даже любимый плед Андрея на кресле будто дразнили своим присутствием, не давая уснуть. В сорок два начинать жизнь заново страшно, но выбора не оставалось.
Резкий звонок в дверь заставил Марию вздрогнуть. Она знала, кто это. Сердце гулко забилось, когда она шла открывать. На пороге стояла Ирина Петровна — прямая, как струна, в своём любимом тёмно-синем пальто. Седые волосы уложены волосок к волоску, взгляд колючий, чужой. Не верилось, что эта женщина пятнадцать лет была ей второй матерью.
— Проходите, — тихо сказала Мария, отступая в глубь прихожей.
Каблуки Ирины Петровны гулко застучали по паркету — тому самому, который они с Андреем укладывали прошлым летом. Каждый шаг отдавался в висках болью.
— Присядете? — спросила Мария по привычке.
— Не стоит, — отрезала свекровь, даже не расстегнув пальто. — Разговор будет короткий.
Мария прислонилась к стене, чувствуя слабость в коленях.
— Думаю, ты понимаешь, зачем я пришла, — голос Ирины Петровны звучал сухо и официально. — Вы развелись. Ты больше не часть нашей семьи. Этот дом принадлежит Соколовым, а ты теперь снова Воронина.
«Не часть семьи» — эти слова ударили под дых. В памяти вспыхнули картинки: первый семейный ужин здесь, новоселье, яблони, которые они сажали всей семьёй…
— На каком основании ты выгоняешь меня из моего дома? — собственный голос прозвучал неожиданно твёрдо.
Щёки Ирины Петровны вспыхнули.
— Твоего? — она усмехнулась. — Не говори глупостей. Мы с отцом купили этот дом для Андрея задолго до вашей свадьбы. Ты здесь никогда ничего не значила.
В груди что-то оборвалось, но вместе с болью пришла решимость.
— Пятнадцать лет, — тихо произнесла Мария. — Я прожила здесь пятнадцать лет. Каждый угол помнит наши радости и беды. Я выбирала эти обои, сажала цветы под окнами, красила потолки…
— Хватит! — оборвала её Ирина Петровна. — Даю тебе месяц. Ровно месяц на сборы. И скажи спасибо, что я вообще даю тебе время.
Мария медленно выпрямилась.
— Нет, — одно короткое слово прозвучало как вызов. — Я не уйду просто так. Если надо, буду отстаивать свои права через суд.
Что-то мелькнуло в глазах свекрови — может быть, уважение? Но тут же сменилось холодной злостью.
— Что ж, — процедила она, — значит, увидимся в суде.
Каблуки снова застучали по паркету, теперь к выходу. Дверь хлопнула так, что зазвенела люстра. В наступившей тишине было слышно только, как капает вода из крана на кухне.
Мария медленно опустилась на банкетку. По щекам текли слёзы, но она их даже не замечала. На тумбочке у зеркала стояла фотография в простой деревянной рамке: они с Андреем и его родители у только что купленного дома. Все улыбаются, такие счастливые, такие далёкие. Мария перевернула фотографию лицом вниз. «Справлюсь, — стучало в голове. — Я обязательно справлюсь».
За окном крупными каплями забарабанил дождь.
Первым делом Марина позвонила Андрею. Телефон отозвался длинными гудками — один, второй, пятый. На десятом гудке она с досадой нажала отбой. За три недели он не ответил ни на один её звонок.
На следующий день она отправилась в МФЦ. В очереди к окошку пришлось простоять больше часа. Девушка за стеклом монотонно перебирала документы.
— Свидетельство о браке… так… Свидетельство о расторжении брака… — она хмурилась, глядя в экран компьютера. — А документы на право собственности?
— Нет документов, — Марина сжала в руках потёртую сумку. — Дом записан на свёкра.
— Тогда ничем помочь не могу, — девушка пожала плечами. — Без документов, подтверждающих ваше право на жильё…
— Но я прожила там пятнадцать лет! — голос Марины дрогнул. — Неужели это ничего не значит?
Девушка посмотрела с сочувствием: — Вам нужен хороший юрист. Семейные дела — они сложные.
В коридоре МФЦ было душно. Марина присела на жёсткий стул, достала телефон. «Семейный адвокат» — набрала она в поисковике. Цены за консультацию заставили её поморщиться.
Вечером позвонила подруга Света.
— Ты что, правда собралась судиться? — в её голосе звучало беспокойство. — Мариш, может, не стоит? Найдёшь квартиру, снимешь…
— На какие деньги, Свет? — Марина смотрела в окно на темнеющий двор. — У меня зарплата продавца в магазине. За аренду половину отдавать? А жить на что?
— Ну, может, Андрей поможет?
— Ага, как же, — Марина горько усмехнулась. — Три недели трубку не берёт.
На следующее утро она всё-таки записалась на консультацию к адвокату. Пришлось снять с карточки последние деньги.
Адвокат, полноватый мужчина в очках, внимательно выслушал её историю.
— Ситуация непростая, — сказал он, постукивая ручкой по столу. — Без документов на собственность доказать право на жильё будет сложно. Но есть зацепки. Вы вкладывали деньги в ремонт?
— Конечно! — оживилась Марина. — У меня даже чеки остались, я всё храню.
— Это хорошо. А свидетели есть? Кто может подтвердить, что вы участвовали в благоустройстве дома?
— Соседи… друзья… — Марина задумалась. — Только захотят ли они свидетельствовать против Соколовых? У нас же маленький городок, все друг друга знают.
— Вот это и есть главная проблема, — адвокат вздохнул. — Люди не любят ввязываться в чужие семейные конфликты.
Домой Марина вернулась уже в сумерках. В прихожей споткнулась о коробку со старыми фотоальбомами — вчера достала, хотела найти снимки, где они всей семьёй делают ремонт. На кухне капал кран — тот самый, который Андрей собирался починить ещё месяц назад.
Телефон звякнул сообщением. Андрей. «Мама сказала, ты собралась судиться. Не надо, Марин. Найди другое жильё. Я помогу с деньгами».
Марина долго смотрела на экран. Потом медленно набрала ответ: «Дело не в деньгах, Андрей. Дело в справедливости».
Сообщение осталось без ответа.
В спальне она машинально расправила покрывало, поправила подушки. На тумбочке стоял будильник — подарок свекрови на новоселье. Пятнадцать лет он исправно будил их по утрам. Марина аккуратно убрала его в ящик.
Утром зазвонил телефон. Ирина Петровна.
— Давай поговорим, — голос свекрови звучал устало. — Может, всё-таки договоримся по-хорошему?
Встретиться решили в кафе на центральной улице. Марина пришла раньше, заняла столик в углу, подальше от окон. Не хотелось, чтобы знакомые видели их разговор со свекровью.
Ирина Петровна появилась ровно в назначенное время. Села напротив, расправила складки на юбке — привычный жест, знакомый Марине до боли.
— Кофе будешь? — спросила свекровь неожиданно мягко.
— Буду.
Молчали, пока официантка расставляла чашки. Марина смотрела, как Ирина Петровна размешивает сахар — три ложечки, как всегда.
— Я поговорила с адвокатом, — наконец произнесла свекровь. — Он сказал, суд может затянуться на месяцы. Нам оно надо?
— А что вы предлагаете? — Марина подняла глаза.
— Давай так: я дам тебе время найти жильё. И деньги на первый взнос за квартиру. Андрей добавит…
— То есть, вы откупиться хотите? — Марина почувствовала, как внутри поднимается горячая волна. — За пятнадцать лет жизни?
— Не передёргивай, — Ирина Петровна поморщилась. — Я предлагаю разумное решение.
— Разумное? — Марина горько усмехнулась. — А помните, как вы говорили, что я вам дочь? Как мы вместе сервиз выбирали для новоселья? Как вы со мной в больнице сидели, когда я ногу сломала?
По лицу свекрови пробежала тень.
— Прошлое есть прошлое. Сейчас другая ситуация.
— Какая другая? — Марина подалась вперёд. — Вы же сами всегда говорили: семья — это навсегда. Или это только пока штамп в паспорте?
— Хватит давить на жалость! — Ирина Петровна повысила голос, несколько посетителей обернулись. — Ты прекрасно понимаешь: дом наш. Был и будет наш. А ты… ты просто жила в нём. Временно.
— Временно? — Марина встала, чуть не опрокинув чашку. — Пятнадцать лет — это временно? Каждая ступенька там помнит мои шаги. Каждая занавеска выбрана мной. В саду яблони, которые мы с Андреем сажали…
— Сядь! — шикнула Ирина Петровна. — Люди смотрят.
— Пусть смотрят! — Марина уже не сдерживала слёз. — Пусть все видят, как вы выгоняете родного человека на улицу!
— Родного? — свекровь побелела. — Ты нам никто. Была женой сына — и перестала ею быть.
Марина молча взяла сумку.
— Значит, так, — она старалась говорить спокойно. — Я не возьму ваших денег. И из дома не уйду. Хотите — подавайте в суд.
— Мы подадим, — Ирина Петровна поджала губы. — И не сомневайся, мы выиграем.
— Поживём — увидим.
Марина шла домой пешком, хотя моросил дождь. В голове крутились обрывки разговора. «Ты нам никто» — эхом отдавалось в висках. Пятнадцать лет — и никто. Как будто и не было этих лет, не было общих праздников, не было слёз и радостей, не было…
Возле дома она остановилась. В окнах горел свет — забыла выключить, уходя. Или… Сердце ёкнуло. На крыльце стоял Андрей.
Андрей стоял, засунув руки в карманы куртки — той самой, старой, с протёртыми локтями. Марина столько раз просила его купить новую.
— Привет, — сказал он, когда она поднялась на крыльцо.
Марина молча достала ключи. Руки предательски дрожали.
— Поговорим? — В его голосе слышалась неуверенность.
— О чём? — она справилась наконец с замком. — О том, как ты три недели трубку не брал?
В прихожей было темно. Марина щёлкнула выключателем, скинула мокрые туфли. Андрей топтался у порога.
— Проходи уже, — бросила она. — Чего встал? Пока ещё можно.
Он прошёл за ней на кухню. Сел на своё привычное место у окна, провёл рукой по столешнице — будто здороваясь со старым другом.
— Я говорил с мамой, — начал он.
— Да что ты? — Марина почувствовала, как внутри закипает злость. — И что она тебе рассказала? Как я на неё в кафе при всех кричала?
— Марин…
— Или как я отказалась от ваших щедрых подачек?
— Перестань, — он поморщился. — Я же хочу помочь.
— Помочь? — она резко обернулась. — А где ты был, когда твоя мать пришла меня выгонять? Когда я по юристам бегала? Когда ночами не спала, думала, куда деваться?
Андрей встал, подошёл к окну. За стеклом качались голые ветки яблонь.
— Помнишь, как сажали? — вдруг спросил он. — Ты всё боялась, что не приживутся.
— Прижились, — Марина сглотнула комок в горле. — Только толку теперь…
— Я продал квартиру в Мурманске, — он говорил, глядя в окно. — Можем купить тебе однушку. Или студию…
— Господи, — Марина засмеялась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Вы все никак не поймёте. Не нужна мне ваша однушка. Здесь, — она обвела рукой кухню, — каждый сантиметр мой. Каждый гвоздь, каждая трещинка. Я этот дом сердцем строила, понимаешь?
— Понимаю, — он повернулся к ней. — Но это мамин дом. Папин. Они его для меня купили.
— А я для кого его обустраивала? — она вытерла щёки ладонью. — Для кого цветы сажала, обои клеила, полы драила? Думала же — для семьи, для нас…
Андрей молчал. В тишине было слышно, как капает вода из крана.
— Кран так и не починил, — вдруг сказала Марина.
— Что?
— Кран. Обещал же месяц назад…
Он дёрнулся было к раковине.
— Не надо, — остановила она его. — Уже не надо.
Андрей опустил голову.
— Знаешь, — медленно произнёс он, — когда мама сказала, что ты решила судиться… Я сначала разозлился. Думал — вот, устроила скандал на ровном месте. А потом…
— Что потом?
— Потом понял, что ты права. Имеешь право бороться. За свой дом.
— Только это уже не мой дом, да? — тихо спросила Марина. — И не наш. Просто здание, которое твои родители купили для тебя.
Он поднял на неё глаза — растерянные, усталые.
— Прости.
— Иди, Андрей, — она отвернулась к окну. — Просто иди.
Когда входная дверь закрылась, Марина опустилась на стул. В кармане завибрировал телефон — сообщение от адвоката: «Завтра в 10:00 подаём иск. Будьте готовы».
За окном снова начался дождь.
Здание суда встретило Марину гулким эхом шагов по мраморному полу. Она пришла заранее, села на длинную деревянную скамью в коридоре. Достала из сумки документы — потёртые чеки за стройматериалы, фотографии ремонта, старые квитанции. Руки дрожали.
Ирина Петровна появилась ровно за пять минут до начала заседания. В строгом сером костюме, с папкой документов под мышкой. Рядом шёл высокий мужчина в дорогом тёмном пиджаке — явно опытный адвокат. Андрей пришёл последним, сел с краю, ни на кого не глядя.
— Прошу всех встать. Суд идёт!
Судья, полная женщина средних лет, быстро пролистала материалы дела.
— Так, Воронина Мария Сергеевна против Соколовых… Иск о признании права пользования жилым помещением. Истец, изложите суть вашего заявления.
Марина встала. В горле пересохло.
— Я… — она сделала глубокий вдох. — Пятнадцать лет я жила в этом доме. Вкладывала в него деньги, силы, душу. У меня есть документы, подтверждающие расходы на ремонт. Есть свидетели…
— Минуточку, — перебила судья. — Вы признаёте, что дом находится в собственности семьи Соколовых?
— Да, но…
— И вы состояли в браке с их сыном?
— Да.
— Который теперь расторгнут?
— Да, но дело не в этом! — Марина повысила голос. — Я имею право…
— Спокойнее, — судья подняла руку. — Давайте по порядку. Представитель ответчика, ваша позиция?
Адвокат Соколовых поднялся, одёрнул пиджак.
— Ваша честь, ситуация предельно ясна. Дом принадлежит моим доверителям на основании договора купли-продажи от 2008 года. Истица проживала там исключительно в качестве супруги их сына. После расторжения брака все права…
Марина слушала его гладкую речь как сквозь вату. Всё, что она собиралась сказать, вдруг показалось мелким, незначительным. Пятнадцать лет жизни превращались в сухие юридические формулировки.
— Истица, вам есть что добавить? — голос судьи вернул её к реальности.
Марина медленно встала. Посмотрела на Ирину Петровну — та сидела прямая, как струна. На Андрея — он изучал свои ботинки. На адвоката с его идеально уложенными документами.
— Знаете, — вдруг сказала она, — я передумала.
По залу пробежал шёпот.
— Что, простите? — судья подняла брови.
— Я отказываюсь от иска.
Ирина Петровна вздрогнула. Андрей поднял голову.
— Вы понимаете последствия своего заявления? — уточнила судья.
— Понимаю, — Марина расправила плечи. — Нельзя судиться за любовь. За воспоминания. За пятнадцать лет счастья. Вы правы — юридически у меня нет прав на этот дом. Но и отнять то, что я в него вложила, тоже никто не сможет.
В зале повисла тишина. Было слышно, как где-то далеко хлопнула дверь.
— Что ж, — судья что-то записала в бумагах. — Принимаю отказ от иска. Заседание окончено.
Марина первой вышла из зала. Уже у выхода её догнала Ирина Петровна.
— Подожди.
Марина обернулась. Свекровь стояла, прижимая к груди папку с документами, растерянная, вдруг ставшая какой-то маленькой.
— Зачем ты это сделала? — тихо спросила она.
— Затем, что вы победили, — Марина грустно улыбнулась. — Дом ваш. Только вместе с ним вы теряете дочь. Навсегда.
Она повернулась и пошла к выходу. Каблуки гулко стучали по мрамору.
— Мария! — вдруг крикнула Ирина Петровна. — Постой…
Марина не помнила, как добралась домой. В ушах всё ещё звенели слова Ирины Петровны, а в голове стучало: «Надо собирать вещи. Надо что-то решать. Надо…»
Она сидела на кухне, механически перебирая старые фотографии, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Ирина Петровна — уже без строгого костюма, в простом тёмном платье.
— Можно войти?
Марина молча отступила в сторону. Свекровь прошла на кухню, остановилась у окна.
— Помнишь, как мы здесь занавески выбирали? — вдруг спросила она. — Ты всё хотела голубые, а я настаивала на бежевых.
— Повесили голубые, — тихо ответила Марина.
— Да. И они действительно оказались лучше, — Ирина Петровна повернулась. — Знаешь, я ведь тогда впервые подумала: у мальчика хороший вкус. Правильную жену выбрал.
Марина молчала. За окном медленно темнело.
— Я всю дорогу из суда думала, — продолжила свекровь. — О том, что ты сказала. О доме. О семье. — Она помолчала. — Ты права. Нельзя судиться за любовь.
— К чему этот разговор? — устало спросила Марина. — Я уже начала собирать вещи.
— Не надо, — Ирина Петровна шагнула к ней. — Не уходи.
— Что?
— Останься. Это и твой дом тоже. Теперь я это понимаю.
Марина почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
— А как же «не член семьи»? «Временная жилица»?
— Глупости я говорила, — Ирина Петровна опустила глаза. — Злилась. На развод, на Андрея, на весь мир. А срывалась на тебе. Прости.
Она достала из сумки какие-то бумаги.
— Вот, — протянула Марине. — Я сегодня же оформлю на тебя часть дома. Официально, через нотариуса.
— Не надо, — Марина покачала головой. — Дело не в документах.
— Знаю. Но так будет правильно.
В дверях появился Андрей — видимо, всё это время стоял в прихожей.
— Мам, — сказал он. — Марин. Я тут подумал… Может, попробуем всё сначала?
— Что именно? — спросила Марина.
— Всё. Семью. Жизнь. — Он замялся. — Я знаю, что виноват. Что струсил тогда, сбежал. Но я понял…
— Что понял?
— Что дом — это не стены. Дом — это люди. Семья. То, что мы создавали все эти годы.
Ирина Петровна тихо вышла из кухни, оставив их вдвоём. Через минуту хлопнула входная дверь.
Марина подошла к окну. В саду темнели яблони, которые они когда-то посадили вместе. На подоконнике стояла старая фотография в деревянной рамке — та самая, которую она перевернула в день прихода свекрови. Марина осторожно поставила её ровно.
— Знаешь, что самое сложное? — спросила она, не оборачиваясь.
— Что?
— Поверить, что всё можно начать сначала.
Андрей подошёл, встал рядом.
— Давай попробуем? — тихо спросил он. — День за днём. Шаг за шагом.
Марина долго молчала, глядя в темнеющий сад. Потом медленно кивнула:
— Давай попробуем.
За окном медленно гасли последние отблески заката. Где-то вдалеке лаяли собаки. В доме было тихо и спокойно — впервые за долгие недели.
Завтра начнётся новый день. И новая жизнь — в старом доме, который хранил их историю в каждом уголке, в каждой трещинке, в каждом скрипе половиц. В доме, который стал родным не по документам — по праву любви.